Я смотрела на круглую белую луну, от которой исходил бледно-желтый ореол света, покрывающего все за окном, проникающего в темное купе и отражающегося в моих глазах. Я подумала о том, что внутри я издаю протяжный хриплый вой, как дань и как выражение того, что всю жизнь копится на моей душе. Мне до смерти надоело ездить в поездах одной. Они превратились в сущее наказание. Я лежу на спине, запрокинув голову, смотрю в окно на луну, которая притягивает и заставляет все внутри сжиматься в тоске. В тоске слишком о многом. Находясь где-то посередине между семьей и тобой, стоя на месте, посреди мертвой зимней ночи, не имея возможности двигаться ни назад, ни вперед, я сходила с ума. Мне казалось, что я навечно застряла там. Мне казалось, что этот мучительный путь никогда не кончится. Поезд опаздывает на 5 часов. За столько часов в поездах, сколько я в них провела, такого не было ни разу. Еще в поезде из Петербурга в Москву я считала часы, хотя прекрасно знала, что нельзя этого делать. Но опыт меня, похоже, не научил. Научил, но было невыносимо не считать. Ночь, поезд часами стоит неизвестно где и только набирает секунды, минуты, часы, которые потом не нагонит. Я ненавижу этот поезд, ненавижу свой 0 вагон, ненавижу всех этих людей, в глотки которых мне отчаянно хотелось воткнуть чайную ложку, которая досталась мне вместе с казенной кружкой. Я готова была перегрызть эти грязные, вонючие глотки зубами, если бы только это помогло. Очевидно, что храп так же заразен, как и зевание. Может быть, это способ общения? На храп одного тут же откликается, как эхо, как продолжение, храп другого – в соседнем купе. Перерезать глотки, да, только так. Запах сигарет, которым пропахло все – моя одежда, волосы, постельное белье, весь чертов вагон, в котором не было и грамма свежего воздуха. Разбить окно и прыгнуть на снег. Невыносимое одиночество. Музыка , которая кричит мне в уши о тебе, о том, что ты далеко, музыка, которая рвет душу на куски, напоминая о том, чего у меня никогда не будет. Именно тогда, когда я не просто уязвима, а просто в отчаянии. Сон? Когда он был спасением? Когда сон был местом, где можно спрятаться от всего? 8 утра, через два часа я должна была быть дома. Но я наконец засыпаю в надежде убить эти пять часов, что осели на мои плечи грузом титанов. Сатана не дремлет, не забывай, что ты в России, помни об РЖД. Пять часов трансформировались в 7. Когда я выпала на перрон, серый, пустой и заполненный белыми клубами дыма, ощущение нереальности происходящего прибило меня к земле. Я снова там, откуда бегу каждый раз, надеясь о невозвращении, там, куда я стремлюсь ради своей семьи. Части своей семьи. Потому что другие – за сотни километров от меня.